Эдгар По

(Рейтинг +9)

 Loading ...

подумал я про себя. — Благодарю покорно, не нужно мне ни их кроликов под
кошку, ни в равной мере кошек под кролика».
— А еще, — подхватил оборвавшуюся было нить разговора какой-то гость с
бледным, как у мертвеца, лицом, сидевший на конце стола, — а еще,
припоминаю, был у нас однажды среди прочих забавных чудаков пациент, который
упорно утверждал, будто он кордовский сыр, и ходил повсюду с ножом в руке,
приставая к приятелям и умоляя их отрезать у него ломтик от ноги.
— Да, несомненно он был полный идиот, — вмешался тут еще кто-то, — но
все же его и сравнивать нельзя с тем экземпляром, который каждому из нас
известен, за исключением лишь вот этого приезжего господина. Я говорю о
человеке, который принимал себя за бутылку шампанского и то и дело
откупоривался, стреляя пробкой и шипя, — вот таким манером…
Тут говоривший (на мой взгляд, это было верхом невоспитанности) засунул
большой палец правой руки за левую щеку и выдернул его со звуком,
напоминавшим хлопанье пробки, а затем, подражая пенящемуся шампанскому и
ловко прижимая язык к зубам, издал резкий свист и шипение, не прекращавшиеся
в течение нескольких минут. Я отчетливо увидел, что такое поведение пришлось
не совсем по вкусу м-сье Майяру, но он не промолвил ни слова, и в разговор
вступил очень тощий и очень маленький человечек в большом парике.
— А еще был здесь один простофиля, — сказал он, — которому казалось,
что он лягушка. К слову сказать, он ни капельки не походил на лягушку. Жаль,
что вам не довелось встретиться с ним, сэр, — продолжал тощий господин,
обращаясь ко мне, — вы получили бы истинное наслаждение, видя, какой
естественности ему удалось достигнуть. Если, сэр, этот человек не был
лягушкой, то я могу только выразить сожаление по этому поводу. Ах, уж это
его кваканье — вот так: о-о-гх! о-о-о-гх! Прекраснейший звук в мире!
Си-бемоль, да и только! А когда, он, бывало, выпьет стаканчик-другой вина да
положит локти на стол — вот так! — да растянет рот до ушей — вот так! — да
как заворочает глазами — вот так! — да как заморгает с быстротою, уму
непостижимой, — ну, сэр, тут уж — беру на себя смелость прямо заявить вам об
этом, — тут уж вы решительно остолбенели бы, восхищаясь талантами этого
человека!
— Нисколько в этом не сомневаюсь, — отозвался я.
— А еще, — сказал кто-то из сидевших за столом, — был здесь премилый
проказник, который принимал себя за понюшку табака и все страдал, что никак
не может зажать самого себя между указательным и большим пальцами.
— А еще был здесь некто Жюль Дезульер. Вот уж у него действительно были
какие-то странные фантазии: он помешался на том, будто он тыква, и без конца
надоедал кухарке, умоляя запечь его в пирог, но кухарка с негодованием
отказывалась. Что до меня, то я далеко не уверен, что этот пирог с тыквой
а-ля Дезульер был бы таким уж невкусным блюдом!
— Удивительно! — воскликнул я и вопрошающе взглянул на м-сье Майяра.
— Ха-ха-ха! — заливался смехом этот джентльмен. — Хе-хехе! Хи-хи-хи!
Хо-хо-хо! Ху-ху-ху! Право же, великолепно! Не удивляйтесь, mon ami, наш друг
— остряк, этакий, знаете ли, drole {Проказник (франц.).}, не принимайте его
всерьез!
— А еще, — раздался голос с другого конца стола, — еще был здесь один
шут гороховый — тоже выдающаяся личность в своем роде. Он свихнулся от любви
и вообразил, будто у него две головы: одна — Цицерона, а другая — составная:
от макушки до рта — Демосфенова, а ниже, до подбородка, — лорда Брума {4*}.
Может быть, он и ошибался, но он любого сумел бы убедить в своей правоте —
уж очень был красноречив! У него была настоящая страсть к публичным
выступлениям, страсть непреодолимая и необузданная. Бывало, как вскочит на
обеденный стол — вот так!.. — и как…
Тут сосед и, по-видимому, один из приятелей говорившего, положил ему
руку на плечо и прошептал на ухо несколько слов; тот немедленно оборвал свою
речь и опустился на стул.
— А еще, — заявил во всеуслышание, перестав шептать, приятель
предыдущего оратора, — был здесь Буллар-волчок. Я называю его волчком
потому, что им овладела забавная, но вовсе не столь уж нелепая фантазия —
будто он стал волчком. Вы бы от смеха померли, если б на него поглядели. Он
мог вертеться на одном каблуке целый час без передышки — вот так…
Тут приятель, которого он сам только что угомонил, оказал ему в
точности такую же услугу.
— А все-таки, — крикнула во всю мочь старая леди, — ваш м-сье Буллар в
лучшем случае — сумасшедший, и к тому же крайне глупый сумасшедший.
Человек-юла! Слыханное ли это дело, позвольте спросить? Чепуха! Вот мадам
Жуаез — та была гораздо благоразумнее, как вам известно. У нее тоже была
своя фантазия, но фантазия, исполненная здравого смысла и доставлявшая
удовольствие всякому, кто имел честь быть знакомым с этой особой. После
долгих размышлений она обнаружила, что по какой-то случайности обратилась в
молодого петушка и стала держать себя соответствующим образом. Она хлопала
крыльями поразительно удачно — вот так! вот так! А ее пение — ах, оно было
просто восхитительно! Ку-ка-ре-ку! Ку-ка-ре-ку! Ку-ка-реку-у-у-у-у!
— Мадам Жуаез, прошу вас вести себя прилично! — вмешался тут наш
хозяин, весьма рассерженный. — Либо держите себя так, как подобает даме,
либо сейчас же уйдите вон из-за стола! Выбирайте!
Мадам Жуаез (я был немало удивлен, услышав, как после описания мадам
Жуаез, только что сделанного пожилой дамой, ее называют этим же именем)
вспыхнула до корней волос и была, казалось, до крайности сконфужена
выговором. Она опустила голову и не произнесла в ответ ни звука. Но другая,
на сей раз более молодая леди, поддержала разговор. Это была моя старая
знакомая — красивая девушка из маленькой гостиной.
— О, мадам Жуаез и в самом деле была дура! — воскликнула она. — Зато во
взглядах Эжени Сальсафетт действительно чувствовался трезвый ум. Это была
очень красивая и до болезненности скромная молодая дама, которая считала
обычный способ одеваться непристойным и хотела изменить его так, чтобы быть
вне, а не внутри своего платья. В конце концов это не так уж сложно. Вы
должны только сделать так… а потом так… так-так… и так…
— Мол Dieu! Мадемуазель Сальсафетт, — раздался одновременно десяток
голосов. — Что вы задумали? Довольно! Достаточно нам уже вполне ясно, как
это делается! Хватит! Хватит! — И несколько человек вскочило со своих мест,
чтобы помешать мадемуазель Сальсафетт предстать перед нами в костюме Венеры
Медицейской, но вдруг, как бы завершая эту эффектную сцену, раздались
громкие, пронзительные крики и вопли, доносившиеся откуда-то из центральной
части chateau.
На мои нервы эти вопли произвели очень тяжелое впечатление, но все же я
не мог не почувствовать искреннего сострадания ко всей остальной компании:
за всю мою жизнь не видел я у нормальных людей такого смертельного испуга.
Все они побелели, как стена, и, съежившись на своих стульях, дрожали и
лязгали зубами от страха, прислушиваясь, не повторятся ли звуки снова. И они
повторились — громче и, как мне показалось, ближе, а потом в третий раз —
очень громко, а потом в четвертый, — но сила их явно пошла на убыль. Когда
не осталось больше сомнений, что шум затихает, настроение собравшихся
мгновенно улучшилось, все опять оживились, опять посыпались забавные
истории. Тут я рискнул осведомиться о причине недавнего смятения.
— Сущая bagatelle {Безделица (франц.).}, — заявил м-сье Майяр. — Мы уже
привыкли к подобным происшествиям и не обращаем на них внимания. Время от
времени сумасшедшие поднимают вой: один начинает, другой подхватывает, как
бывает иной раз по ночам в собачьих сворах. Иногда, правда, такой concerto
{Концерт (итал.).} воплей сопровождается попыткой вырваться на свободу; в
этих случаях некоторая опасность, конечно, существует.
— А сколько больных у вас на попечении?
— В настоящее время не более десяти.
— В основном женщины, я полагаю?
— О нет, одни мужчины, и к тому же здоровенные, скажу я вам.
— Вот как? А я всегда был уверен, что большинство сумасшедших — особы
женского пола.
— Обычно это так, но не всегда. Еще недавно здесь было что-то около
двадцати семи пациентов; не менее восемнадцати из этого числа были женщины.
Но затем положение резко изменилось, как видите.
— Да, резко изменилось, как видите, — вмешался господин, который,
брыкаясь, едва не переломал ноги мадемуазель Лаплас
— Да, резко изменилось, как видите, — подхватили хором все собравшиеся.
— Эй, вы, попридержите языки! — закричал в сильном гневе хозяин.
Немедленно воцарилась мертвая тишина, продолжавшаяся около минуты. А одна
леди поняла требование м-сье Майяра буквально и, высунув язык, оказавшийся
необыкновенно длинным, покорно схватила его обеими руками да так и держала
до конца обеда.
— А эта дама, — сказал, я, наклонившись к м-сье Майяру и обращаясь к
нему шепотом, — эта милая леди, которая недавно говорила и кукарекала…
она… я полагаю, безобидна, вполне безобидна… а?
— Безобидна?! — воскликнул он в неподдельном изумлении. — То есть как
это? Что вы имеете в виду?
— Чуть-чуть не в себе, — сказал я, притрагиваясь к своей голове. —
По-моему, она не особенно… не опасно больна, а?
— Mon Dieu! Что это вы придумали?! Эта леди — мадам Жуаез, мой близкий,
старый друг; она так же абсолютно здорова, как я сам. У нее есть свои
маленькие странности, это верно, но вы ведь сами знаете… старые женщины…
все очень старые женщины страдают этим в той или иной мере.
— Разумеется, — сказал я, — разумеется… А остальные леди и
джентльмены…
— Мои друзья и помощники, — закончил м-сье Майяр, выпрямляясь с
высокомерным видом, — мои очень близкие друзья и сослуживцы.

• Tweet

Страницы: 1 2 3 4 5