Тайна Мари Роже
франков к сумме, назначенной префектом. Таким образом, в целом награда
составляла тридцать тысяч франков: сумма неслыханная, если вспомнить более
чем скромное положение девушки и то обстоятельство, что в больших городах
подобные возмутительные преступления отнюдь не редкость.
Теперь уже никто не сомневался, что тайна этого убийства будет
немедленно раскрыта. И правда, были произведены два-три ареста, однако
никаких улик против подозреваемых обнаружить на удалось и их пришлось тут же
освободить.
Как ни удивительно, мы с Дюпеном впервые услышали об этом событии,
столь взволновавшем общественное мнение, только когда миновала третья неделя
после обнаружения трупа — неделя, также не бросившая никакого света на
происшедшее. Мы были всецело поглощены одним исследованием и более месяца не
выходили из дома, не принимали посетителей и едва проглядывали политические
статьи в ежедневно доставлявшейся нам газете. И первое известие об убийстве
Мари Роже нам принес сам Г. Он зашел к нам днем 13 июля 18… года и
просидел у нас до поздней ночи. Ему было крайне досадно, что все его усилия
разыскать убийц ни к чему не привели. На карту поставлена, заявил он с чисто
парижским жестом, его репутация. Более того — его честь! К нему прикованы
глаза всего общества, и нет жертвы, которую он не принес бы ради раскрытия
тайны. Свою несколько витиеватую речь он заключил комплиментом касательно
того, что соизволил назвать «тактом» Дюпена, и обратился к моему другу с
прямым и, бесспорно, щедрым предложением, о котором я не считаю себя вправе
сообщить что-либо, но которое не имеет ни малейшего отношения к
непосредственной теме моего повествования.
Комплимент мой друг по мере сил отклонил, но на предложение тотчас
согласился, хотя его выгоды оставались пока условными. Покончив с этим,
префект немедленно принялся излагать свою собственную точку зрения, уснащая
объяснение многочисленными рассуждениями, касавшимися обстоятельств дела, о
которых мы еще ничего не знали. Он говорил долго, проявляя, без сомнения.
немалую осведомленность, я иногда осмеливался высказать скромное
предположение, а дремотные часы ночи проходили один за другим. Дюпен
неподвижно сидел в своем кресле, как истое воплощение почтительного
внимания. На нем были очки, и, исподтишка заглядывая под их зеленые стекла,
я вновь и вновь убеждался, что мой друг крепко спит, — ничем себя не выдав,
он так и проспал все семь свинцово-медлительных часов, по истечении которых
префект наконец удалился.
Утром я получил в префектуре полное изложение всех собранных фактов, а
в газетных редакциях — экземпляры всех газет, в которых были опубликованы
какие бы то ни было сведения об этой трагедии. Очищенная от всех безусловно
опровергнутых выдумок, история выглядела следующим образом.
Мари Роже вышла из дома своей матери на улице Паве-Сент-Андре около
девяти часов утра в воскресенье 22 июня 18… года. Уходя, она сообщила
некоему мосье Жаку Сент-Эсташу [Пейн.] — и только ему, — что намерена
провести день у своей тетки, которая живет на улице Дром. Узенькая,
короткая, но оживленная улица Дром находится неподалеку от берега Сены, и от
пансиона мадам Роже ее отделяют две с лишним мили, даже если идти кратчайшим
путем. Сент-Эсташ был официальным женихом Мари и не только столовался, но и
жид в пансионе. Он должен был зайти за своей невестой под вечер и проводить
ее домой. Однако во второй половине дня полил сильный дождь, и, полагая, что
Мари предпочтет переночевать у тетки (как она уже не раз делала при подобных
обстоятельствах), он не счел нужным сдержать свое обещание. Вечером мадам
Роже (больная семидесятилетняя старуха) выразила опасение, что она «уже
больше никогда не увидит Мари», но тогда никто не обратил на ее слова
особого внимания.
В понедельник выяснилось, что Мари вообще не заходила к тетке, и когда
к вечеру она не вернулась, ее с большим запозданием принялись искать в тех
местах города и окрестностей, где она могла бы оказаться. Однако узнать о
ней что-то определенное удалось только на четвертый день с момента ее
исчезновения. В этот день (в среду 25 июня) некий мосье Бове, [Кроммелин.]
который вместе с приятелем наводил справки о Мари в окрестностях заставы
Дюруль на противоположном берегу Сены, услышал, что рыбаки только что
доставили на берег труп, который плыл по реке. Увидев тело, Бове после
некоторых колебаний опознал бывшую продавщицу из парфюмерной лавки. Его
приятель опознал ее сразу же.
Лицо мертвой было налито темной кровью, которая сочилась изо рта. Пены,
какая бывает у обыкновенных утопленников, заметно не было. На горле
виднелись синяки и следы пальцев. Согнутые в локтях и скрещенные на груди
руки окостенели. Пальцы правой были сжаты в кулак, пальцы левой полусогнуты.
На левой кисти имелись два кольцевых рубца, как будто оставленные веревками
или одной веревкой, но обвитой вокруг руки несколько раз. На правой кисти
имелись ссадины, так же как и на всей спине — особенно в области лопаток.
Чтобы доставить труп на берег, рыбаки захлестнули его веревкой, но она
никаких рубцов не оставила. Шея была сильно вздута. На теле не было заметно
ни порезов, ни синяков, причиненных ударами. Шея была перехвачена обрывком
кружев, затянутым так туго, что складки кожи совершенно скрывали его от
взгляда. Он был завязан узлом, находившимся под левым ухом. Одного этого
было достаточно, чтобы вызвать смерть. Протокол медицинского осмотра не
оставлял ни малейших сомнений в целомудрии покойной. Она, указывалось в нем,
подверглась грубому насилию. Состояние трупа в момент его обнаружения
позволяло легко опознать его.
Одежда была сильно изорвана и приведена в полнейший беспорядок. Из
верхней юбки от подола к талии была вырвана полоса дюймов в двенадцать
шириной, но не оторвана совсем, а трижды обвернута вокруг талии и закреплена
на спине скользящим узлом. Вторая юбка была из тонкого муслина, и от нее
была оторвана полоса шириной дюймов в восемнадцать — оторвана полностью и
очень аккуратно. Эта полоса муслина была свободно обвернута вокруг шеи и
завязана неподвижным узлом. Поверх этой муслиновой полосы и обрывка кружев
проходили ленты шляпки. Эти ленты были завязаны не бантом, как их завязывают
женщины, а морским узлом.
После опознания труп против обыкновения не был увезен в морг (это сочли
излишней формальностью), а поспешно погребен неподалеку от того места, где
его вытащили на берег. Благодаря усилиям Бове дело, насколько это было
возможно, замяли, и прошло несколько дней, прежде чем оно привлекло внимание
публики. Затем, однако, им занялась еженедельная газета [Нью-йоркская
«Меркюри».], труп был эксгумирован и вновь подвергнут осмотру, но ничего,
помимо вышеописанного, обнаружено не было. Правда, на этот раз платье,
шляпку и прочее предъявили матери и знакомым покойной, и они без колебаний
опознали в них одежду, в которой девушка ушла из дома в то утро.
Тем временем возбуждение публики росло с каждым часом. Несколько
человек было арестовано, но отпущено. Главное подозрение падало на
Сент-Эсташа, и вначале он не сумел достаточно убедительно объяснить, как он
провел роковое воскресенье. Однако вскоре он представил мосье Г. в
письменном виде точные сведения о том, где и когда он был в этот день,
подкрепленные надежными свидетельскими показаниями. По мере того как дни
проходили, не принося никаких новых открытий, по городу начали
распространяться тысячи противоречивых слухов, а журналисты принялись
строить всевозможные догадки и предположения. Среди этих последних
наибольший интерес вызвало утверждение, будто Мари Роже жива, а из Сены был
извлечен труп какой-то другой несчастной девушки. Я считаю своим долгом
познакомить читателя с отрывками из статьи, содержавшей вышеуказанное
предположение и опубликованной в «Этуаль» [Нью-йоркская «Бразер Джонатан».]
— газете достаточно солидной.
«Мадемуазель Роже ушла из материнского дома утром в воскресенье 22 июня
18… года, объявив, что намерена навестить тетку или какую-то другую
родственницу, проживающую на улице Дром. С этого момента, насколько удалось
установить, ее никто не видел. Она исчезла бесследно, и ее судьба остается
неизвестной… До сих пор не нашлось ни одного свидетеля, который видел бы
ее в тот день после того, как за ней закрылась дверь материнского дома…
Итак, хотя мы не можем утверждать, что Мари Роже пребывала в мире живых
после девяти часов утра воскресенья 22 июня, у нас есть неопровержимые
доказательства, что до этого часа она была жива и здорова. В среду в
двенадцать часов дня в Сене у заставы Дюруль был обнаружен женский труп. Это
произошло — даже если предположить, что Мари Роже бросили в реку не позже
чем через три часа после того, как она ушла из дому, — всего лишь через трое
суток после ее ухода, через трое суток час в час. Однако было бы чистейшей
нелепостью считать, будто убийство (если она действительно была убита) могло
совершиться настолько быстро после ее ухода, что убийцы успели бросить тело
в реку до полуночи. Те, кто творит столь гнусные преступления, предпочитают
ночной мрак свету дня… Другими словами, если тело, найденное в реке, это
действительно тело Мари Роже, оно могло пробыть в воде не более двух с
половиной или — с большой натяжкой — ровно трех суток. Как показывает весь
прошитый опыт, тела утопленников или тела жертв убийства, брошенные в реку
вскоре после наступления смерти, всплывают, только когда процесс разложения
-
Tweet